Трагедия на Чернобыльской АЭС затронула не только ликвидаторов и переселенцев, а каждого, кто жил в то время. И не просто затронула, а разделила жизнь на «до» и «после».

Жаркое лето 1986-го

Меня апрель 1986-го застал в Рогачеве совсем девчонкой, вчерашней школьницей. На уме — экзамены и планы на взрослую жизнь, а по радиоточке снова и снова повторяют про какую-то аварию в «Тернополе» (так слышалось, название «Чернобыль» нам тогда ни о чем не говорило).

О том, что теперь в воздухе таится смертельная угроза, мы не догадывались вплоть до первомайских праздников. Поступающая информация была скорее успокаивающей, и люди занимались своими обычными делами. 1 мая учеников нашей школы традиционно выстроили на торжественную линейку под невыносимо жарким солнцем… Но вскоре стало ясно, что что-то не так. Сначала упала в обморок девочка из младших классов, потом — мальчик постарше. Мероприятие быстро свернули, отправив школьников по домам.

Воспользовавшись выходным днем и необычно теплой погодой, мы с мамой пошли загорать на берег Днепра… Спустя 20 лет, когда у мамы обнаружили онкологию, я не раз вспоминала тот день. Мог ли он пройти бесследно для здоровья? Безопасно ли было находиться на жарящем солнце, когда всего в нескольких сотнях километров дымил поврежденный атомный реактор? Хотелось бы верить, но уже через несколько дней власти стали предпринимать меры безопасности. Перед магазинами появились влажные половички, а на прилавках вместе с ценниками — предупреждающие таблички: «Молоко только для взрослых» и «Молоко для всех». Пошли слухи, что нас эвакуируют, люди стали менять деньги на более мелкие. Явно ощутимая, в отличие от радиации, тревога витала в воздухе.

Вокруг луж по утрам стал появляться странный желтый налет. Кто-то уверял, что это связано со взрывом на ЧАЭС, кто-то — что на воде обычная пыльца от цветущих деревьев. На улицах часто можно было увидеть поливомоечные машины, оставляющие после себя пенные лужи.

Дорога в неизвестность

Тогда было много страхов и слухов. Неизгладимое впечатление оставила поездка в одном вагоне с переселенцами. Я ехала поступать в вуз, они — в неизвестность, в новую жизнь вдали от родных домов. Люди выглядели растерянными и уставшими. В вагоне было много детей, но они не бегали и не шумели. В основном тихо лежали на верхних полках. Запомнилась девочка лет десяти, которая постоянно жаловалась маме, что болит голова... Позже их заселили в блоки студенческого общежития, и они жили там семьями, пока решался вопрос с жильем. Это было летом 1986-го.

Страшное слово — «радиация»

Тогда же в обиходе появилось слово «ликвидатор». Им стал и один из односельчан мужа — Петр — спокойный, добрый, располагающий к себе человек. Он был пожарным и несколько раз ездил в Чернобыль в длительные командировки. В первый раз — практически сразу после аварии. Не знаю, спрашивали ли его согласия, уверена, что Петр поехал бы в любом случае — помочь предотвратить катастрофу еще большего масштаба. Последствием тех поездок стала лучевая болезнь. Когда виделись в последний раз, запомнилось рукопожатие Петра — мягкое, бессильное. Вскоре он умер.

Слово «радиация» стало пугающим на долгие годы. Мы увидели, каких бед она может натворить, выйдя из-под контроля человека. Я долго боялась давать своим детям молоко, хотя таблички из магазинов быстро исчезли. В голодные 90-е колесила с коляской по городу в поисках бутылок с золотистыми крышечками — сливок. Говорили, что они жирнее, а потому и безопаснее. В нашем малосемейном общежитии жила молодая мама с девочкой-инвалидом. Малышка родилась вскоре после аварии на ЧАЭС и напоминала «зашитый мешочек». Ее оперировали в заграничных клиниках, после была сложная реабилитация… Мама и бабушка выходили девочку, сейчас у них все хорошо.

38 лет спустя…

Сейчас те события воспринимаются уже не так остро. Выросло поколение, для которого это просто история, а то и возможность экстремального туризма и крутых фото. Но не для тех, кто помнит апрель 1986-го. И если бы мне сейчас предложили исполнить самое заветное желание, я бы загадала глобальное — чтобы не было в нашей общей судьбе Чернобыля. Уверена, что для очень многих семей жизнь тогда сложилась бы по-другому.

Фото из интернет-источников