Война гнула, но сломать его не могла. Даже на фронте Дмитрий Романович МОРОЗОВ остался верен своему увлечению — не расставался с карандашом и бумагой — рисовал!
Кто знает, может это сугубо мирное увлечение и помогло ему уцелеть в горниле войны, не сломаться.

В семье железнодорожника Романа Морозова было восемь детей. В 1926 году родился шестой ребенок — сын Дмитрий. Он рос, как и его сверстники, — шустрым, привычным к нелегкому деревенскому труду.

Морозовы были дружной и работящей семьей. Родители стремились всем детям дать образование, помочь найти свое призвание. Отличались они от других тем, что все дети имели возможность прикоснуться к прекрасному. Отец любил скрипку, часто брал ее в руки и играл, а детвора, затаив дыхание, слушала чарующие звуки. Такой подход к воспитанию дал закономерные плоды. Дима тоже нашел себе дело для души — заинтересовался рисованием.

Увлечение Димы к седьмому классу стало смыслом жизни. На семейном совете старшие одобрили его решение — подать документы в Московскую художественную школу. Но планы перевернула война, которая и не позволила солонскому пареньку стать профессиональным художником. Сразу стало не до вступительных экзаменов, не до мечты.

Враг стремительно наступал на восток. Вскоре и Солоное оказалось под оккупантами, вместе с которыми в деревню пришли голод, страх, облавы, вывоз на принудительные работы в Германию. Дмитрий сполна узнал, что такое бомбежка, скитания по деревням в поисках убежища от отправки на каторгу. Видел отступление советских войск, хоронил погибших на поле боя солдат. И закипала ненависть в душе подростка, росло желание мстить врагу за поруганную честь, издевательства, за разрушенные мечты.

В 1941-м под Жлобином шли упорные кровопролитные бои. Город дважды переходил из рук в руки. Это громил рвавшихся к Москве фашистов корпус генерала Петровского. В зоне боевых действий оказалось и Солоное. После отступления наших войск деревенские мальчишки тайком собирали и прятали оставленное оружие и боеприпасы. Все это потом переправлялось в партизанский отряд, который вскоре объявился в окрестных лесах. Сбор оружия стал не единственным контактом Дмитрия Морозова с народными мстителями. Вместе со сверстниками он собирал данные о дислокации и перемещении вражеских частей.

Бесконечными казались дни оккупации. Но пришел и ей конец… К 1944 году — году освобождения родных мест — Дмитрию Романовичу исполнилось девятнадцать, и его призвали в действующую армию. Его боевой путь в составе 317-го стрелкового полка, 92-й стрелковой дивизии пролегал на запад, через Польшу на Германию. С тяжелыми боями форсировал Вислу, Одер. Громил врага из своего миномета. А в минуты затишья, передышки между боями, обращался к бумаге и карандашу и рисовал, рисовал… Рисовал даже на стенах госпитальной палаты, куда попал из-за ранения. Рисовал не только карандашом, но и, по разрешению, — красками.

В одном из ожесточенных боев сержант Морозов был во второй раз тяжело ранен: пуля прошла по подбородку и вышла через щеку. Случилось это за пять дней до Победы. Так, весь в бинтах, — ни плакать, ни смеяться, ни прыгать от радости — он и встретил великий майский день.

Победа и последовавшая за ней выписка из госпиталя для Дмитрия Романовича основанием для демобилизации не стали. Его направили в запасной полк, который через полмесяца пешим ходом был отправлен в Австрию. И лишь ближе к осени полк направили к постоянному месту дислокации — севернее Минска.

Здесь, в родной Беларуси, Дмитрий Романович служил до 1951 года. И только после этого его демобилизовали. Вернулся фронтовик в родное село, прижал мать к груди с боевыми наградами, раскрыл вещмешок и высыпал все запасы на стол. Помянули павших на фронте, в том числе и брата, погибшего на территории Польши. Обсудили, как жить дальше.

В послевоенной деревне люди жили впроголодь. Все заботы лежали на женских плечах. Пришлось фронтовику, засучив рукава, браться за обветшавшее хозяйство. Сводить концы с концами помогало и давнее увлечение Дмитрия. Он зарабатывал на хлеб рисованными на простынях или на бумаге ковриками — модными в ту пору.